Дресс-код (СИ) - Страница 2

— Коля подойди, пожалуйста.

— Да, Александр Александрович?

— У меня к тебе огромная просьба. Саше необходим собственный кабинет. Ты не мог бы, разумеется, на время, только пока идет ремонт в правом крыле, уступить ему свою комнату?

Выражение моего лица, думаю, достаточно красноречиво. Сан Саныч виновато смотрит на меня и менее уверенно продолжает:

— Видишь ли, Саша настаивает именно на твоем помещении, оно ближе всего к моему кабинету. Мы выделим тебе стол у технологов.

Фак. Это проходная комната.

— Или, если захочешь, на втором этаже, есть свободное место.

Фак, фак. Это ссылка. Там склад. Там никто не бывает. Я буду полностью оторван от процесса. Я набираю побольше воздуха и собираюсь начать орать. Припомнить все, что я сделал для этой компании и лично для ее неблагодарного владельца. Пусть сынок послушает, как тут из рук вон плохо было поставлено руководство. Но я вижу, как босс умоляюще смотрит на меня. Не могу же я, в самом деле, уронить его авторитет в глазах сына? Бедный Саныч, он смущен, ему неловко, но так хочется сделать своему мальчику приятное. И я выдыхаю:

— Ладно.

Стараюсь не замечать торжествующий блеск в глазах младшего шефа:

— Николай, будьте так любезны, освободите мне кабинет к понедельнику.

Ну что ж, на это у меня есть суббота. Суббота мой рабочий день. Сам когда-то вызвался. Я дежурю по офису и отрабатываю свой вторник. Кроме меня и охраны на первом этаже в этот день здесь никого не бывает. Обычно я не особенно горбатюсь по субботам, только если что срочное. А так заглядываю на гей-сайты, режусь в "Героев" через сеть или треплюсь по телефону. Однако сегодня, засучив рукава, пакую архив и сортирую накопившиеся бумаги. Кажется, на моем этаже остановился лифт. Странно, но это на работу приехал Александр. Забыл что-то? Идет прямо ко мне. Мрачная громила. Заходит в кабинет. Мне как-то не по себе. Обычно люди здороваются.

— Что уставился?

И это вместо "здрасте"? Что же его заставило приехать? Может проблемы какие у компании, а я и не знаю? Видок у него нерадостный. Я выбрасываю белый флаг.

— Привет.

Он смотрит куда-то в угол, не отвечает. Ну, явно какие-то проблемы. Чего бы такое сказать.

— Выпить не хочешь? У меня тут виски.

Кивает. Я лезу за бутылкой и одноразовыми стаканчиками в нижний ящик стола. Когда выпрямляюсь, он уже стоит ко мне близко-близко. Сердце начинает колотиться где-то в районе шеи. Я, кажется, догадался, зачем он приехал. Он отбирает у меня бутылку и прикладывается прямо к горлышку. Варварски проливает часть. Спиртное помогает ему решиться, и он за локоть подтягивает меня к себе. Думая, что внесу свою лепту в сближение, кладу ладонь ему на грудь. И тут же отлетаю к стене. Я понял, понял. Без всяких нежностей. Он, не спуская с меня глаз, опять тянется за бутылкой, опять отхлебывает и, наконец-то, высказывается:

— Предлагаю сделку. В понедельник ты пишешь заявление об уходе. А я тебя не трогаю, напротив, мы даем тебе прекрасные рекомендации.

Я в замешательстве. В каком смысле "не трогаю"? С одной стороны, я вижу, как он раздевает меня глазами. Интересно, я хорошо выгляжу? Надо было голубую майку надеть, она мне больше идет. С другой стороны, как-то странно он заигрывает. Угрожающе. Неужели так обиделся на мою, признаю идиотскую, шутку с дверью? Зачем ему меня увольнять? Это абсурд. Я, конечно, могу сачкануть, но в целом, прекрасно справляюсь со своими обязанностями. Он сам дает ответ:

— Таких, как ты, я не выношу.

— Неужели? А что же у тебя на меня стоит?

Это я блефую, я не разглядывал. Просто почувствовал, что должен его как-то спровоцировать. Лицо Александра моментально становится пунцовым, и он срывается с места. Я успеваю только поднять руки, прикрывая лицо, как на меня обрушиваются мощные удары. Некоторое время, я еще держусь на ногах. Но он бьет в солнечное сплетение, мне становится трудно дышать, вокруг темнеет. Успеваю подумать, что надо свернуться калачиком. Прихожу в себя на полу, именно в этой позе. Александр пинает меня ногой и останавливается. Я сажусь, спиной упираясь в стенку. Из носа течет кровь и нестерпимо болит плечо. Но больше всего на свете, я боюсь, что он сейчас вот так уйдет, и я говорю:

— Неплохая прелюдия. Только зачем ты мне нос разбил, как же я теперь отсасывать тебе буду.

Он заглатывает наживку. Хватает меня одной рукой за волосы, а другой начинает лихорадочно расстегивать джинсы, что получается у него не сразу. Я пытаюсь со стороны посмотреть на происходящее и не могу поверить в его реальность: я в собственном кабинете, сижу на полу и трясусь как кролик, ожидая, как обезумевший парень отымеет меня в рот. У него оказывается очень красивый, очень ровный, необрезанный член. Незабываемые секунды первого знакомства и начинается, то для чего нет названия. По крайней мере, это не занятие сексом, или, тем более, любовью. Александр спешит, плохо себя контролирует и поэтому все время тыкается куда не надо, царапается о мои зубы. С большим трудом мне удается угомонить его и взять инициативу на себя. Александр нависает надо мной огромной горой, а я осторожно оттягиваю шкурку к основанию и вожу мокрыми губами по его стволу. Достаю изо рта его член, что бы облизать головку и насладиться его возбуждением. У него от нетерпения начинают дрожать колени, он перестает сдерживаться, а начинает требовательно качать, то, врываясь мне в самое горло, то почти совсем отбирая у меня своего красавца. Я потянулся лизнуть его яйца и пропустил момент, когда он начал спускать, а то бы не позволил соку пролиться. Теперь уже поздно. Его ствол беспорядочно выстреливает небольшими порциями, попадая мне на лицо, на майку, на руки. Сколько же там? Я слизываю немного спермы с губы. Поднимаю глаза, рассчитывая на благодарность и одобрение. Однако Александр смотрит на меня с ужасом. Да, именно с ужасом. Нервно отталкивает мои руки, натягивает штаны и рвет к выходу. На ходу хватает со стола виски и заливает в себя еще одну порцию. Я вижу через стекло, как он оглядывается у лифта в поисках урны и швыряет туда уже пустую бутылку. Через несколько минут во дворе стартует машина. Только бы с ним ничего не случилось. Я с трудом дотаскиваюсь до туалета, у меня все ломит, включая челюсть. Каждое движение отдается болью во всем теле. И все же я разряжаюсь, едва прикоснувшись к своему члену. Все воскресенье валяюсь в кровати и пью обезболивающие. Но мучают больше мысли, чем кости. Когда я успел так втрескаться? Если я завтра подам заявление об уходе, то через две недели этот парень останется для меня в прошлом. Много ли я потеряю? Только ли шанс быть искалеченным в очередной приступ гомофобии или еще призрачную вероятность когда-нибудь прикоснуться губами не только к его члену, но и к преждевременной морщинке над переносицей, к впадинке на шее, к груди рядом с соском. У меня ноет внизу живота от этих мыслей. И я делаю жуткую ошибку, я решаю остаться. Синяки толком не замазываются тональным кремом, тут нужен грим. Это я узнаю в понедельник, когда без видимого результата переношу оставшиеся полбанки тоналки себе на скулу. На работе я герой дня – жертва обстоятельств и загадочная персона в одном флаконе. Мне сочувствуют и поддерживают. Во-первых, наглый варяг вытеснил меня из кабинета, во-вторых, я неудачно свалился со стремянки в воскресенье и весь в синяках, кроме того, прошел слух, что я гей. Никто, конечно, прямых вопросов не задает, но пристальное внимание я ощущаю. Особенно тягостно это внимание от тетушек технологов, рядом с которыми я теперь сижу, и которые, кажется, рвутся взять надо мной шефство. Сан Саныч прямо с утра вызвал меня на ковер и набросился с обвинениями. Оказывается, вечером в субботу пришел факс о задержке груза, который я, естественно, не получил, так как свалил домой. При этом присутствовал Александр, который вел себя так, как будто я пустое место и ему даже странно, как это его отец так на меня полагался. Я и не думал, что он бросится ко мне с распростертыми объятиями, но на какое-то более человеческое отношение рассчитывал. Ну, ничего, я жду следующую субботу. И она наступает. С самого утра чувствую себя на взводе. Готовлюсь как невеста к первой брачной ночи. Даже тщательнее. Но я ни в чем не уверен. Придет или не придет? Слоняюсь по офису, и не о чем больше не могу думать. Если присаживаюсь, то только в своем бывшем кабинете, где подтащил вертящееся кре